Евгения Ушенина
Mеня зовут Евгения. Живу в Коломне. Я лингвист-педагог, редактор, писатель, поэт, основательница клуба для начинающих авторов PodtextClub, ментор.
Премиум автор французского журнала Cоngres Litteraire Mondial.
Публиковалась в поэтическом альманахе «Слово любви» издательства «Книга.ру». Позже стала соавтором трех сборников Modern Poetry издательского дома «АРТ- Сияние».
Публиковалась в литературном журнале «Очевидец» — рассказ «Первое свидание», поэтическая подборка «Тональное чувство», рассказ о трагедии в московском метро «110 секунд».
Юмористический рассказ «Кошка» прошел конкурсный отбор и был опубликован в сборнике «Против шерсти» Русского литературного центра.
В 2021-2022 вошла с рассказами в три прозаических шорт-листа — два сборника согласованы и поставлены в план в издательстве «Комсомольская правда», один готовится к аудио и электронной публикации литературным агентством «Пиши как художник».
Готовлю к изданию роман «Причина оставаться» о жизни старших школьников в конце 90-х.
Крылья
Припомнился солнечный выцветший двор,
пропахший ромашками, уличной пылью,
сквозные подъезды, щербатый забор,
ушастый, трехцветный, хромающий вор,
сосед, начищающий дуло, затвор,
и бабочек мягкие в крапинках крылья.
Полет этих бабочек прост, но лукав,
я не уставала от летней погони,
бежала зигзагом, бросалась стремглав,
вставала, четырежды сильно упав,
с крапивницей в детских немытых руках,
добытой на мягком, небритом газоне.
Закончилось детство, а тайна жива —
пускай с каждым днем всё суровей и строже
то гладью, то крестиком шьется канва
течения жизни — она такова:
мне кажутся в крапинку звуки, слова —
на бабочек робких, пугливых похожи.
И вот я ворочаюсь ночь до утра,
гоняюсь за мыслями снова и снова.
Упрямая девочка, всё как вчера,
с восторгом за бабочкой спрыгнет с крыльца,
Поймала неловко, и стерлась пыльца.
В ладонях осталось убитое слово.
Босфор
Может быть, это точка безумия —
Захотеть бесконечной любви?
Не пылающих всплесков Везувия,
А спокойной, мирской. Улови
Это ровное, сонное пение
Диких пчёл и простой разговор.
Но на донышке плещет сомнение,
Не спокоен холодный Босфор.
Воскрешаю в сознанье беспечное,
Оголенное (в рюшах) плечо.
Поцелую легко и сердечно я,
Безответственно и горячо.
Может быть, эта точка безумия
Нам дана, чтобы помнить потом,
Как пройдя через лаву Везувия,
Повстречались на пирсе пустом.
Снова хрупкое, сонное пение
Диких пчёл, и течет разговор,
Руку дай. Не осталось сомнения —
Оправдательный был приговор.
Нас ждут
Ощерился и почернел наш старый на дереве дом.
Качает тарзанкой пустой над высохшим голым прудом.
Под весом прошедших лет поскрипывают полы,
на ржавом гвозде дрожит бесцветное фото былых…
Былых и смешных нас, под летним тугим дождем.
Камыш и без масла фонарь (забыты) в углу стоят,
горчит полынью печаль, усталый блуждает взгляд.
Мы спрятались в тех годах — мне восемь, тебе за сто —
в резиновых сапогах, в отцовском худом пальто.
В пальто. На чужих ногах искали родной порог.
Наш дом по ночам не спит, следит за растущей луной.
Доскою трухлявой сипит, поскрипывает стеной
и хочет дождаться нас — состарившихся детей,
доросших, чтоб поклонясь, сквозь годы микросмертей
войти под фанерный свод — мне восемь, тебе за сто.
…фанерный утробный свод ощерился и почернел…